На Середине Мира

ЧЕТЫРЕ ФРАГМЕНТА

*
Пушкин писал о фатальной роли случая в судьбе человека. Трактовка судеб, их чтение - занятие неблагодарное. Но Нечто или Некто порой указывает: смотри сюда. И оказывается, что не всё то золото, что блестит. И не всё то, что под спудом лежит - светильник. Известность не служит мерой таланта. Забвение - так же.

*
В апреле 1997 года единственный раз живьём видела Умку на Арбате. За плечами у меня было около десяти лет волосатой жизни, которую как кусок хлеба не отрежешь и воробьям не скормишь. Умка с гитарой, намеревалась попеть и тем открыть сезон. Искали место. Был даже фотоаппарат, и Умка предложила всем подпрыгнуть, чтобы на фото вышли - парящими в воздухе. Подарила ей сборник своих стихов "Приют". И сборник стихов Данилы Давыдова. Она сказала что-то необходимое: классно, супер. Затем пошли на Арбат. Меня несколько увлекла аура поклонения Умке. Наконец, нашли место, где петь. Тусовка была - человек семь. Умка запела. Всем вокруг было здорово, но мне отчаянно не нравились песни. Вдруг, словно из воздуха, возник полноватый, пижонисто одетый, в очках, человек и заговорил. Оказалось - одноклассник Умки.

Мне вспомнилось нечто из другого времени и места, но тоже бывшее при мне. Тоже - встреча старых друзей. "Ворона, а почему ты нам тогда не дала?"

      

*
Следующий фрагмент - Олди (Сергей Белоусов, КОТ).

От strazir



Монастырская трапеза. Холст, масло.

НА СЕРЕДИНЕ МИРА

АНДРЕЙ ТАВРОВ



ПЕРСЕФОНА

Как квадратное черное зеркало кузнечик в степи встает,
колодезным срубом черную воду несет луне,
голова в бинтах, как сова кричит и поет,
и пушка гудит, солдат, в фосфоре и огне.

По окопу головы спустись, зайди за корень себя —
там дождь подземный идет, и города слюдой шелестят,
Прозерпина там в школьной форме в форме стекла,
и тебя, стеклянного, тут не убьют, не простят.

Зачем ты туда ходил в контузии, как сирень,
махровой и голубой, чего искал понимать,
облака какие потрогал, каких золотых сирен
слышал, не понял, простил, перестал обнимать.

В шурфе огня и венках, в жидком стекле
она тихой ногой стоит, как в неба реке
чтобы ты раной шел как по стеклянной игле
к садам наверху, без себя уже, налегке.

Чтоб спустился по куполу, вышел бы с той стороны —
в воронку и стал под огонь, под венец и железный лавр.
Вздыбленного чернозема нет глубиннее наготы
и плывете вы двое в тиши между двух литавр.

Персефона идет по широкой донской степи
и платок с петухом на белом плече повис,
а ты зубы, как звезды собачьи, на черном себе сцепи,
чтоб никто другой в степи тебя не загрыз.

Помни две белых ноги, облака и Дон,
роту стеклянных мальчиков, тишину,
и белую-белую грудь богини — Луну,
что светит сразу со всех четырех сторон.



PERSEPHONE
(the gathering of flowers)